Обзоры СМИ
22.11.2010
«Нужен вектор в защиту газа», — Леонид Бохановский, Генеральный секретарь Форума стран — экспортеров газа (ФСЭГ)
Генеральный секретарь ФСЭГ Леонид Бохановский восхищается фараоном-реформатором Аменхотепом. Но на своем посту Бохановскому приходится быть намного аккуратнее.
Нефтяной картель ОПЕК недавно отпраздновал 50-летие, Форум стран — экспортеров газа (ФСЭГ) существует только два года. Масштаб участников уже сопоставим: на ОПЕК приходится 41% мировой добычи нефти, на страны ФСЭГ — больше трети мирового производства газа. И хотя ФСЭГ почти сразу прозвали «газовой ОПЕК», Леонид Бохановский не устает повторять: «Мы не ОПЕК, у нас нет картельных амбиций». Подозрения все равно остаются. Ведь, к примеру, Алжир, где началась карьера Бохановского, еще весной явно призывал снизить добычу газа, чтобы поддержать цены, — как он привык это делать в ОПЕК. Какие эмоции это вызывает у Бохановского, сказать сложно: его, профессионального дипломата, вообще сложно вызвать на откровенность. В интервью «Ведомостям» он попытался объяснить, каким образом ФСЭГ собирается превратиться в одну из самых влиятельных на планете организаций.
— Вы начинали карьеру в МИДе, потом ушли в бизнес, сейчас, по сути, снова дипломат. Но почти всегда ваша работа была связана с арабскими странами, как раз по вашей специальности — востоковед. А почему выбрали именно такую специальность?
— Наверное, это был определенный детский challenge. Мои родители тоже были связаны с дипломатической работой, детство прошло по посольствам, мы много жили в Азии, большую часть — в Японии, я окончил школу с углубленным изучением английского языка. А в институте в итоге выбрал французский и арабский — т. е. два новых. Привлекла восточная романтика: 10-й класс, определенные книги, определенные впечатления… Меня всегда интересовала история Арабского Востока, особенно страны Магриба. В итоге из 10 лет мидовского периода жизни почти восемь я провел в двух командировках в Алжире. А если брать все годы — не только мидовский период — практически все арабские страны я посетил.
— Вы с такой теплотой вспоминаете дипломатическую службу, почему тогда в 1994 г. решили уйти в бизнес?
— Вы же помните, что происходило в стране в начале 1990-х? Из МИДа ежегодно уходило большое количество не самых плохих сотрудников, иногда до 1000 человек. Все то же самое происходило и с другими госучреждениями. Расширялись возможности, хотелось использовать накопленный опыт в других сферах. Все достаточно прозаично.
— Вы в итоге ушли в автодилерскую компанию РТДС, российско-шведское СП с Volvo. Почему именно туда?
— Объяснение очень простое: в РТДС работали мои хорошие школьные друзья, с которыми я учился 10 лет в одном классе, сидел за одной партой.
— А как попали в «Стройтрансгаз»?
— Почти случайно. Еще будучи сотрудником банка [КБ «Экспо»], я был включен в российскую делегацию, которая отправлялась на межправкомиссию в тот же Алжир, мой любимый. И там я познакомился с генеральным директором «Стройтрансгаза» Виктором Яковлевичем Лоренсом, где-то через три недели после возвращения в Москву раздался звонок, он пригласил меня в «Стройтрансгаз» и предложил должность первого вице-президента компании.
— Штаб-квартира ФСЭГ в Дохе расположена в башне, которая называется «Торнадо». Когда вы впервые это узнали, не было ощущения, что это плохой знак?
— Да нет, скорее это вызвало улыбку. Но название действительно говорящее. Просто «Торнадо» — это ведь не только ураган, это ведь сила, концентрация энергии. А еще у башни форма песочных часов, можно сказать, знак того, что время принимать решения.
— ФСЭГ — очень молодая организация, и до сих пор не очень понятно, что это. Что же такое ФСЭГ?
— Начну сразу с того, чем ФСЭГ не является. Нужно отмести тот штамп, который растиражировали журналисты: что ФСЭГ — это «газовая ОПЕК». Мы не раз говорили: ФСЭГ не имеет картельных амбиций. Это просто не предусмотрено уставом. Наша организация не занимается регулированием объемов производства газа. И не занимается регулированием цен. Потому что большая часть газа во всем мире, как известно, продается на основе долгосрочных контрактов, в которых есть гарантированные обязательства по объему с обеих сторон. Если эти обязательства не выполняются, то штрафные санкции накладываются и на производителей газа. Природный газ — менее ликвидное сырье, чем нефть.
— В апреле — перед встречей ФСЭГ — Алжир призывал участников организации одобрить сокращение производства, чтобы поддержать цены на газ. Выходит, у кого-то из участников ФСЭГ все же есть картельные амбиции?
— Вы знаете, что это предложение не получило поддержки. Видимо, предпосылки для такого решения не созрели. И я хочу еще раз подчеркнуть: каждое государство — член организации обладает суверенным правом вести свою газовую политику. Решения, которые принимаются на ФСЭГ, носят рекомендательный характер.
— Для чего же нужна ваша организация?
— Сейчас у нас две важные задачи: создать Международный институт газа — это рабочее название — и реализовать программу «Глобальная газовая инициатива». Часть этой программы — глобальное продвижение газа.
— Как это будет выглядеть — мировое турне ФСЭГ с рекламой газа?
— В каких формах это будет — пока обсуждается. Видимо, будет развернута кампания в СМИ, будет диалог с общественностью, особенно в европейских странах. Известно, что в Европе активно действует угольное лобби, ядерное лобби, последнее время развивается и так называемое зеленое лобби, которое продвигает возобновляемые источники энергии.
— А газового лобби в Европе нет?
— Нет, в том-то все и дело. Как это ни парадоксально, но организованного газового лобби сейчас не существует. Наверняка оно есть в рамках национальных компаний, в рамках отдельных стран. Но в глобальном масштабе нет. Поэтому и идет речь, что нужен некий вектор в защиту газа и более справедливой оценки его потенциала, его ресурсной значимости для развития энергетики и, соответственно, мировой экономики. Сейчас доля газа — это около 20% мирового энергобаланса, доля растет на протяжении последних 10 лет, и предполагается, что в ближайшее десятилетие достигнет 30%-ного уровня. А это серьезная заявка на доминанту газа в мировой энергетике на ближайшие годы.
— Вы хорошо знаете арабский мир. Согласны ли вы, что этот самый мир в последние годы превратился в главный источник нестабильности в глобальной политике?
— Не согласен, но я не могу комментировать политику других стран, особенно стран — участниц ФСЭГ. Я считаю, что все, что происходит сейчас в мире, вполне закономерно, излишняя кризисность не фокусируется в отдельной стране. Не стоит искать причины возникновения кризисных ситуаций в отдельных регионах.
— Что будет представлять собой Международный институт газа?
— Первый этап — создание глобальной базы данных по аналогии с JODI (Joint Oil Data Initiative, международная база данных по нефти, созданная МЭФ. — «Ведомости»). Там будет собираться, структурироваться и форматироваться вся информация по природному газу. База будет максимально открыта. А когда информационный поток будет налажен, информация будет заводиться в институт — для анализа и обработки. Определенным аналогом может служить Международное энергетическое агентство, которое успешно работает много лет. Мы не стремимся стать его конкурентами. Мы намерены дополнять друг друга и активно сотрудничать, закрывая в аналитическом пространстве газовый сегмент.
— И как все это должно помочь странам — экспортерам газа, если ФСЭГ не является картелем и ничего не регулирует?
— Информация — это сила. Именно с аналитической базы и начинается формирование сбалансированной газовой политики. Когда появится глобальный канал информации по природному газу — разведке, добыче, новых инвестиционных проектах, новых технологиях, — все производители будут четко знать и понимать, у кого какие интересы. В том числе интересы потребителей, с которыми можно реализовывать совместные инвестпроекты. Это даст возможность максимально снизить излишнюю конкуренцию gas-to-gas. И четко, гармонично выстроить отношения с крупнейшими потребителями. Причем не доминируя, не навязывая, а находя оптимальное, сбалансированное решение. Так что сейчас, я уверен, мы являемся свидетелями становления организации, которая в недалеком будущем станет одной из самых влиятельных.
— Когда же ФСЭГ станет организацией, статус которой будет сопоставим с МЭА или ОПЕК?
— Я думаю, события будут развиваться достаточно быстро. Для сравнения можно вспомнить историю ОПЕК — только как аналог с точки зрения становления организации. В этом году ОПЕК отпраздновала свое 50-летие. Она была образована в 1960 г. в Каире. И 20 лет ушло на то, чтобы консолидироваться внутри себя. Хотя до сих пор все встречи ОПЕК проходят достаточно бурно, каждая страна отстаивает свои национальные интересы. Поэтому мы только в начале длинного пути, но, думаю, пробежим его достаточно быстро. И это связано даже не с какими-то экономическими особенностями, это объективная реальность современного рынка — глобализация, которая стремительно происходит, хотят этого люди или нет, конкретные угрозы для планеты, как, например, глобальное потепление. Газ, как мы помним, — самый экологичный вид ископаемых энергоресурсов. Он в два раза «чище» угля и в полтора раза «чище» нефти. В общем, сыграют все те факторы, с которыми человечество сталкивается и будет сталкиваться по нарастающей и которые будут подталкивать его к формированию международной энергетической структуры, частью которой и станет ФСЭГ.
— Так сколько же лет будет идти становление ФСЭГ — десять?
— Мое личное мнение — в течение 10 лет, если главный элемент, внутренняя интеграция, будет обеспечен, ФСЭГ встанет на ноги и громко заявит о себе.
— Почему такой крупный экспортер газа, как Норвегия, до сих пор остается наблюдателем и не вступает в вашу организацию? Она не воспринимает вас всерьез?
— Если бы она не воспринимала нас всерьез, не стала бы наблюдателем… Я думаю, это вопрос времени. Ведь наши позиции идентичны.
— В 2008 г. штаб-квартирой ФСЭГ выбрали Доху, хотя Россия предлагала Петербург. А потом — в начале 2009 г. — вас единогласно избрали генеральным секретарем ФСЭГ. Это такая компенсация для России?
— Нельзя говорить, что это была компенсация за Санкт-Петербург. От большинства стран были свои кандидаты. Я знаю, что [от России] обсуждалось несколько вариантов — три-четыре человека, может, больше. Но не хотел бы называть имена. Россия фактически выбирала кандидата в течение года. Мне предложение сделал министр энергетики Сергей Шматко. Шансы были оценены достаточно высоко, хотя конкуренция была открытая.
— Сразу согласились?
— Нет, несколько дней думал. Все-таки это большой challenge, как принято сейчас говорить. Это колоссальный challenge — создавать международную организацию. Впервые за всю историю СССР и Российской Федерации россиянин возглавил глобальную энергетическую организацию.